Надежда Александровна Таршис — известный театральный критик, профессор Санкт-Петербургской академий театрального искусства, составитель книг «А. Гвоздев. Театральная критика» и «П. Громов. Написанное и ненаписанное», автор книги «Музыка спектакля», а также множества статей по истории и практике современного театра. Минувшей осенью она была приглашена в Омск на юбилейный фестиваль ТЮЗа. Предлагаем вашему вниманию интервью, в котором Надежда ТАРШИС делится своими впечатлениями от омского фестиваля «Жар-птица».

—  Надежда Александровна, Вы активно занима­етесь театральной критикой с середины 1970-х го­дов. На ваших глазах, с начала 1990-х, театральная ситуация резко изменилась. На смену традицион­ным гастролям репертуарных театров пришли разнообразные фестивали, на которых Вы часто работаете как эксперт и член жюри. Что, на Ваш взгляд, получили театры? Что приобрела театральная публика?

—  Всё это на виду, на глазах одного поколения, и вещи очевидные. Вместо полновесного романа с отдельным театром горожане получают разнообразное предложение, своего рода клиповое знакомство с более широкой театральной ситуацией. Театральный тонус города повышается, собственные театры также втягиваются в орбиту (особенно те, что инициируют фестивали), и местные театралы чувствуют себя «в законе», пополняют свои ряды. Самосознание театра становится активнее, это начинает влиять на театраль­ный процесс. Поэтому можно сказать, что фестивали служат кровоснабжению в системе нашей театральной жизни.

Есть и разнообразная фестивальная жуть. Чудесный спектакль, вынутый из родной среды, всег­да много теряет на чужой фестивальной сцене. Иногда потери катастрофические. И вот тут на­чинается фестивальная логика: ищутся по теа­трам собственно «фестивальные» спектакли. Феномен «фестивального» спектакля — вполне искусственная вещь. Ударный, усвояемый в ка­лейдоскопе фестивального «нон-стоп», с чёт­кой «картинкой», отвечающей моде — на пьесу ли, на режиссёра. Театру, живущему не одним сегодняшним днём, такая установка на заведо­мый, регламентируемый результат, чужда. А город ждёт от своего театра лауреатства; крите­рий победного участия в фестивалях начинает портить отношения, как квартирный вопрос. По­лучается: чем тоньше работа, чем органичнее связан спектакль со своей культурной почвой, тем менее пригоден он для фестивального про­ката. На фестивале типа «Золотой маски» конкурентноспособная броскость объективно, вне чьей-то злой воли, начинает править бал.

— Чем разнятся фестивали, на которых Вам приходилось работать?

— Мне нравится в фестивальной жизни именно её многоукладность. Это сети раз­ной структуры и разного калибра, и сюда всё-таки может попадать хорошее и раз­ное. Замечательно, когда фестиваль может заполучить действительно спектакль-собы­тие, который останется в культурном опыте поколения. Но интересен и сам феномен театрального праздника в городе. Про «Зо­лотую маску» я упомянула. Её статус вы­сок, но из позолоченных ячеек этих сетей выскальзывают индивидуальные сцени­ческие высказывания, особенно из «глу­бинки». «Маска» настроена на «верняк». Региональные подобные конкурсы — «Золо­той софит» в Петербурге, «Браво» в Екате­ринбурге, «Парадиз» в Новосибирске — уже неотъемлемая часть театральной жизни. У этих фестивалей свой тот или иной «ба­ланс» объективности, и, скажем, «полите­са»; но театральный адреналин в городе, усиление интереса зрителей к театру и теа­тров друг к другу — стоящая вещь.

Многочисленные фестивали «по профи­лям», по жанрам, адресности, формату и такие, как фестиваль театров малых горо­дов, или как омский, «Молодые театры Рос­сии», на мой взгляд, самая удачная катего­рия фестивалей. Собираются театральные люди, объединённые общим творческим интересом. Как правило, здесь параллель­но развита целая программа круглых сто­лов, дискуссионных клубов, семинаров. Мне приходилось бывать на фестивалях типа «Театр без границ» (при В.Я. Калише это было не­уёмное буйство театра: две недели по три спектакля в день с обсуждениями) — и на минималистском, притом международном, «фестивале одной пьесы» (удачная затея Петербургского Молодёжного театра). Увидеть свой театр в новом контексте, войти в контакт с братья­ми по театральному разуму — очень неплохо. Конечно, когда театр приезжает за много вёрст на фестиваль, репетирует, играет и тут же, по экономическим сооб­ражениям, отправляется обратно, не увидев соседей по афише — теряется основной смысл театрального праздника.

По моим наблюдениям, на фестивалях-конкурсах номинанты чаще всего не менее, а иногда более ин­тересны, чем лауреаты. Именно «лица необщее выра­женье» не подвластно никакому голосованию. И будь моя воля, я бы делала больший акцент на номинантах, — чем пренебрегают на так называемых «торжествен­ных церемониях закрытия».

В уходящем году я работала на девяти фестивалях: «Пушкинский театральный фестиваль» во Пскове, «Зо­лотой софит», «Театры Петербурга-детям», «Радуга», «Арлекин», «Встречи в России», «Балтийский дом» в Петербурге (последний фестиваль был монографиче­ским: батарейный залп сокрушительной силы — спек­такли и видеоретроспекция Эймунтаса Някрошюса); «Жар-птица» в Омске, «Семь спектаклей» в Кемеро­во, «Рождественский фестиваль» в Новосибирске. У каждого фестиваля своё лицо: уже одно это говорит о жизнеспособности фестивального движения.

• Какие впечатления остались от «Жар-птицы»?
• Во-первых, чудесная атмосфера, чуждая дурного соперничества; участие в обсуждениях совсем юных «жар-птичек». И безоговорочно яркое художественное впечатление — «Летняя поездка к морю» по сценарию Юрия Клепикова в постановке Владимира Ветрогонова. Я увидела эту постановку ещё на видео, когда отсматривала спектакли как эксперт для прошлогодней «Радуги». Спектакль прошёл, но театр сам снял заявку из-за технических трудностей с переносом на чужую сцену. Постановка Ветрогонова вписывается в тот осо­бый ряд постановок по прозе о войне, где есть замечательные любимовские « А зори здесь тихие». Но это и новый этап. Здесь мастерски совмещены два плана, экстремально-военный и детский, «мирный». Причём первый план приближен к зрителю, который сидит на сцене. Это психологически выразительные сцены, но они и ритмически, пластически проработаны. Здесь рисунок не драматического повествования, но прит­чи. Второй план — сценическая графика, «наплывы» мирного детства: лагерь у моря, щемящая россыпь белых панамок в черноте зрительного зала. Оба пла­на контрапунктно соотнесены. Былая безмятежность
  щемяще миражна; драматическое напряжение первого плана, в свою очередь, получает особенный сверхсюжетный объём.

«Жар-птица» заявила о себе, как фестиваль-слёт. Омский ТЮЗ просто «пригласил в гости друзей» на своё 70-летие. Обошлись без «экспертного совета», отбирающего программу, а уровень привезённых спектаклей (Томск, Челябинск, Новосибирск, Мариинск, Банрнаул, Екатеринбург, Москва), оказался совсем неплох. Нкакого жюри — но ежедневные обсуждения кажется, и содержательны, и дискуссионны, без лишнего соревновательного нерва. Главное же – толстовская триада, вынесенная в эпиграф фестивальной программы. При всей своей жанровой широте фестиваль показал, что «Детство. Отрочество. Юность» — это драматичные фазы становления души со своей глубокой метафизикой, и это вполне театральная материя.

— Как истинно театральный человек, выносливый эксперт и закалённый критик, Вы искали театральных впечатлений всюду, где их можно найти. В день вылета в Питер успели посмотреть черновой прогон премьерного спектакля в Лицейском театре «Зима под столом» Ролана Топора. Какое осталось «послевкусие», Надежда Александровна?                          — Лицейский театр, кажется, умеет «зацепить» за живое. Однажды я видела тут «Татарина маленького» в постановке Вадима Решетникова. Режиссёру удалось уловить очень важное: абсурдистскую зыбкость, в сущности, экспериментальной драматической ситуации. Это качество было оценено публикой и жюри фестиваля «Рождественский парад», который ежегодно проводится в Санкт-Петербурге.

«Зима под столом» Сергея Тимофеева — совсем свежая премьера, спектаклю ещё предстоит «настояться», набрать дыхание. Но это чудесный репертуарный выбор. Вновь странная, экспериментальная, едва не анекдотическая ситуация, великолепно высвечивающая конфликтные узлы человеческих отно­шений в современном мире. Квартет актёров, я думаю, ещё наберёт силу. Уже сейчас махонь­кая Лицейская сцена сводит эти типы в дуэты и трио. Ведь тут в основе едва ли не Коломбина со своими Пьеро и Арлекином. Причём Арлекинов двое, и один оказывается ложным.

Главная фигура этой своеобразной совре­менной арлекинады, конечно, героиня, и актри­са Лидия Точилова просто радует пониманием своих непростых задач в спектакле. Она и пла­стична, и намеренно чётка в «переключениях» образа — от сдержанно-корректной хозяйки по­ложения скоро не остаётся и следа.

Пьеса хороша, но каверзна. Малейшая сдача режиссёрской позиции, поползновение просто обслужить сюжет отомстит дешёвой мелодра­матичностью. Театр явно имеет вкус к жанру «параболы», играет с материалом, ни секунды не настаивая на буквальности происходящего — начиная с лаконичной, как книжная заставка, декорации.

Вообще, Вы правы, говоря о неуёмности те­атральных критиков. Театр жив, несмотря ни на что. И в этом хочется ещё и ещё раз убеждаться. Потому и смотришь, смотришь…

Беседу вела Светлана Нагнибеда

«Омск театральный», №11 (33) / декабрь 2007 г.