Еще из-под закрытого занавеса начинает тянуть бодрящим холодком, и что-то за ним тихо позвякивает. Позже окажется, что это сосульки на заиндевелых ветках. Открывшаяся сцена полна снега – его там целые сугробы. Снег летит в зал вместе с маленькими ледышками-словами. Иное слово может ударить больно – вот когда понимаешь это буквально.

Спектакль Драматического Лицейского театра «Морожены песни» поставлен по мотивам сказок Степана Писахова. Известный русский писатель и этнограф, всю жизнь проживший в Архангельской области, создавал свои сказки на основе поморских бывальщин. Режиссер и автор инсценировки Евгения Мальгавко называет постановку фарсом по-сибирски. Но, собственно, север он и есть север, и про морозы «градусов на двести» нам тоже объяснять не нужно.

«Морожены песни» – спектакль атмосферный. И главное в этой атмосфере – соединение веселого волшебства и житейской достоверности. Несмотря на холод, который ощущается просто физически, герои спектакля не унывают. Вот колоритная девка (Светлана Позднякова) скачет по снегу на одной ноге с задорным визгом. Парень (Алексей Осипов в этой роли чуть более брутален, персонаж Евгения Трубкина «добирает» уверенности) встретил ее и сразу за ухаживания принялся. На деревянной лопате покатал, лучшую сосульку валенком сбил, а девушка лизнула этот «чупа-чупс» и, как говорится, язык на нем оставила.

Баба со старухой столкнулись, заругались – не разошлись, да так и примерзли. Пришлось мужьям их разбирать. Дед крякнул: «Ой-ё!», подхватил сомлевшую бабку, потащил домой на закорках. У Александра Боткина и Евгении Заднепровской получается очень колоритная пара. Боткин даже не сразу узнается в острохарактерном возрастном образе.

Едва ли не половину спектакля актеры изъясняются с помощью пластики. Перевести в чистую визуализацию сочный, самобытный язык Писахова – задача не из легких. Евгении Мальгавко и работающим с ней артистам это удается. Кстати, интересный момент: не так давно Евгения поставила с ребятами Второй студии Лицейского театра спектакль «Фабрика слов» по сказке Аньес де Лестрад. Там у слов тоже были вкус, цвет и реальная цена. Бережное отношение к ним, видимо, имеет значение для постановщика, чей творческий рост повышается от работы к работе.

Душевную, уютную атмосферу деревни, где из ледяных песен запасы делают (как соленья, в банки закатывают), а крепкими словами заборы подпирают, где весну длиннят и ночи коротят, девок солнцу в окно показывая, режиссеру сегодня помогают создавать художник-постановщик Денис Бабенко, художники-декораторы Ольга Дагаева и Марина Шипова, художник по свету Вероника Кизилова. Картонный дом, отбрасывающий на снег квадратик света, кажется иллюстрацией к любимой песне Деда. То и дело он затягивает рубцовское: «В этой деревне огни не погашены. Ты мне тоску не пророчь! Светлыми звездами нежно украшена тихая зимняя ночь».

Осязаемость слов заложена, конечно, в самом материале. «На морозе всяко слово как вылетит – так замерзнет и на снег до оттепели ложится. Его не слышно, а видно. Девки зимой всю избу по переду песнями украсят, по бокам частушки навесят. Где свободно место окажется, слово ласково приладят. Весной песни затают, зазвенят, как птицы. А то еще говорят: за песнями в Москву. Сколь в Москву ни ездили – песен путных не привозили». Это Дед рассказывает окоченевшему до состояния ледяной скульптуры иностранцу, которого под знакомое «Ой-ё!» пришлось в избу волочь и там реанимировать. Умудрился ведь вырядиться в легкую куртку, треники и кеды, а, как известно, у нас зимой в кедах даже студенты не ходят.

Персонаж, названный купцом (и у Писахова это действительно купец), здесь скорее чудак-путешественник, собиратель местного фольклора. Арсений Гуров очень органичен в роли «чужеземца», который постигает новый для себя мир с непосредственностью и радостью ребенка. Не совсем понимая, зачем это, берет протянутый ему носовой платок, когда ожидается грустная песня. Так же, не понимая, но улыбаясь, наблюдает за мужиками, устроившими батлы после бани. А как уморительна сцена, когда они с Дедом разговаривают на разных языках, пытаясь уловить что-то ассоциативно знакомое!

Напоют жители деревни заморскому гостю песен огромный контейнер, такой, что и с места не сдвинуть. Заметим, совершенно бесплатно. Тут будет и «Меня сватали молоду на семнадцатом году», и «Земляничка-ягодка во бору родилася», и совершенно потрясающие, звенящие «Тропы» (браво Светлане Поздняковой, исполнившей песню сольно и а капелла!) Дед, конечно, промурлычет: «Трудное, трудное все забывается, светлые звезды горят»). В общем, споют – и ледяными птичками в специальное отверстие опустят. А купец возьмет аккордеон (не зря же инструмент, как ружье, что должно выстрелить, на стене висел) и размахнет «Валенки». На своем, на иностранном.

Логотип «Мэйд ин Сибирь» с еловой веткой, напоминающей адидасовский трилистник, – участие в спектакле еще одного художника, тарчанина Дениса Русакова. Помеченные этим знаком, «Морожены песни» окончательно меняют географическую принадлежность. А, собственно, когда птиц и песни удерживала география?

Эльвира Кадырова

«Омская муза», №49 / 31 июля 2019 г.