Максим Диденко: «Тело — главный инструмент для актера»
Максим Диденко — один из тех, кому удалось не только покинуть Омск, но и добиться успеха за его пределами. Талантливый режиссер, актер и хореограф, омич по рождению и внук известного омского режиссера Любови Ермолаевой, Максим не мыслит театр без танца, духовное без телесного. 30 августа Максим устроил мастер-класс «От замысла к воплощению» для актеров омского Лицейского театра, для чего ненадолго вернулся в родной город. О том, как познать новые возможности своего тела, о любви к театру и смелых актерских экспериментах Максим рассказал «Классу».
-Максим, расскажите, в чем особенность вашего сегодняшнего мастер-класса?
— Вообще, я занимаюсь физическим, движенческим театром. А значит, путешествие от замысла к воплощению происходит через движение, танец, при помощи тела. Мой мастер-класс очень физический. В начале я смотрю, как люди умеют общаться со своим телом, обучаю каким-то простым приемам. Мы налаживаем связь между сознанием и телом, которая в современном европейском обществе нарушена. Тело часто воспринимается как функциональное приложение к разного рода механизмам. Оно сидит, стоит, но его истинное значение гораздо глубже.
Я стараюсь разными упражнениями привести внимание людей в обостренное состояние, чтобы они почувствовали свое тело. Все техники, которые я использую, имеют очень древние корни — буддийские, суфийские. Все они связаны с восточными культурами и характерными для них традициями самопознания. Все эти упражнения я накопил в течение жизни и собрал из разных актёрских техник, которыми увлекался, сложил в систему, которая, на самом деле, системой не является — я постоянно импровизирую на занятиях.
— Идея единения разума и тела — это что-то из области йоги, ведь так?
— Конечно. На мой взгляд, тело — это главный инструмент актёра. Ведь одно из главных человеческих чувств — это зрение, и зритель воспринимает театр прежде всего глазами. При этом, как мне кажется, в современном русском драматическом театре вообще отсутствует культура правильного обращения с телом. Именно эту культуру я пытаюсь воссоздать. Это моя сверхзадача.
— Вы занимаетесь разными видами театра, участвуете в постановках и как хореограф, и как режиссер, и как актер. Вы еще ищете себя?
— Я очень люблю театр, вырос в этой среде и в своей жизни занимался многими техниками — играл и в пластическом и в драматическом театре, был и танцовщиком, и клоуном, и перформером. Учась в театральной академии в Санкт-Петербурге, я понял, что разделение на дисциплины очень коварно влияет на актерский организм. Разделение на танец, актерское мастерство, вокал и другие дисциплины превращает человека в дракона о четырех головах. Все эти отрасли для него зачастую существуют по отдельности, актер не может соединить их в единый пучок энергии. За редким исключением, конечно. Это огромный путь — соединение всех элементов. Я предпочитаю, как педагог, начинать его с тела.
— Вы собирались снимать фильм по своему мюзиклу «Ленька Пантелеев». Как продвигается работа?
— Продвигается, но очень медленно. Сейчас мы находимся на стадии подготовки, ищем подходящее воплощение для всех наших замыслов, оптимальные художественные и финансовые формы. Кино — это очень дорогое производство, поэтому нам приходится укладываться в определенные рамки.
— Почему в свое время вы выбрали Питер для эмиграции?
— Так исторически сложилось. Меня потянуло в андеграунд, который здесь цветет пышным цветом. А вообще, мы ведь не всегда ответственны за свой выбор. Иногда нам помогают его сделать какие-то более глобальные вещи. Я несколько раз собирался переехать в Москву, но все время что-то не складывалось. Меня заносило даже в Дрезден и в Прагу, но я неизменно возвращался в Питер. Долгое время в Москве я не мог найти комьюнити, в котором мне было бы комфортно. А в Питере есть сообщество людей, близких мне по духу, с которыми я могу творить. Это же очень важно.
Но я делаю какие-то шаги в столицу, все чаще там бываю. Например, преподаю в школе-студии МХАТ на курсе Брусникина. Мы со студентами уже сделали один спектакль и собираемся делать второй. Кроме того, в Питере я практически не пользуюсь метро, так как живу в центре и практически до любого места могу добраться пешком. Это прекрасный город, в котором я могу позволить себе постоянно находиться в комфортной красивой среде. Это очень ценно для меня. А жить в столице на окраине и тратить огромную часть дня на дорогу — это слишком большая роскошь. Ведь время — это тот ресурс, который никогда не возвращается, и мне бы не хотелось тратить его на что-то странное. Я предпочитаю проводить его максимально круто.
— Вы согласны, что Питер — более благоприятная среда для творческих людей?
— Совсем нет. У Питера и у Москвы своя специфика. В столице все происходит по щелчку. Если есть какая-то интересная идея, тут же найдется возможность для ее реализации. А Питер — это гораздо более «болотистая» местность, в которой от появления идеи до ее воплощения может пройти пару лет. Показательна история с нашим фильмом. Я уверен, если бы мы снимали его в Москве, то уже бы давно закончили. В Питере же все тянется очень долго. Еще пример. Когда меня позвали на курс в МХТ я приступил к работе уже через неделю. Также меня пригласили преподавать на курс Бутусова в театре Ленсовета. Прошел год, и я еще ничего не сделал. Сложно сказать, с чем это связано. Скорее всего, с какими-то биоритмами, с разным мышлением людей. Я уверен, что Омск живет еще более медленной жизнью.
— А что вы преподаете в школе-студии МХАТ?
— Свой метод. У него нет названия. Я считаю, что попытка придумать обозначение делает живое мертвым. Когда мы пытаемся назвать какой-то живой «организм», сделать его конкретным, он постепенно покрывается роговицей и отмирает, уходит в прошлое. Это нужно делать, если хочешь встроиться в академическую систему. Но я этого делать не хочу — не собираюсь писать диссертацию и становиться заведующим кафедрой. Есть масса вещей, которые мне гораздо более интересны. Это в каком-то смысле дилетантский подход, немного детский. Но именно эта детскость и дает жизнь. Мы играем в наши проекты, как дети, но при этом относимся к ним очень серьезно.
— А почему ты в свое время бросил театральную академию?
— Актер постоянно находится в тисках ожиданий. Он ждет, что его куда-то позовут, задействуют, ждет съемок. Мне это настолько надоело, что я сбрил свою шевелюру лирического героя и сбежал. Я открыл для себя огромный мир уличного театра, буто, и других направлений, мы жили Дрездене, объездили весь мир, и это было очень круто. Но и там я дошел до какого-то тупика. Вернулся в Питер и мы с моим другом открыли творческое содружество.
Мы арендовали огромный завод, устроили на нем своего рода адский лофт времен 90-х. Нам там постоянно отключали воду, электричество. Мы занимали восемь этажей, там были два клуба, кузница, концертные площадки и еще море всего интересного. Там собиралось огромное количество неформальных людей. Мы организовали про-театральное объединение и занимались таким суровым панк-акционизмом. Например, у нас был спектакль «АД-Данте». Все начиналось с большой дискотеки, посреди которой меня начинали бить прямо в толпе, потом валили на пол, красили красной краской, и я начинал читать «Божественную комедию». А в конце я со свиной головой танцевал в куче слоновьего навоза. Представляете, как бы на такой спектакль отреагировали в Омске?
— Чем вас привлекал панк? Ведь это не слишком популярная тема.
— Я увидел подобные вещи в Дрездене. На улице играла какая-то музыкальная панк-группировка, они вели себя очень странно и неожиданно, и это выбросило меня за рамки реальности. И я подумал, надо замутить что-то подобное у нас. Например, мы придумали четырехдневное действо «Жерминаль», посвященное Французской революции. Все оно представляло собой непрерывную провокацию.
На мой взгляд, панк-эстететика — это сродни карнавалу, петрушечному представлению, когда герои перешагивают границы. Панк и клоун очень близки между собой и даже выглядят похоже. Панк — это смелость, свобода, яркие краски.
Сейчас я ушел от этого направления в академизм. Система государственных театров позволяет использовать более разнообразную палитру. Например, наш спектакль «Ленька Пантелеев» — это тоже своего рода панк. Нам удалось сделать авангардный спектакль, который выглядит как традиционный. Он нравится людям абсолютно любых возрастов. НО настоящий панк следует своим путем до конца и помирает молодым, а я люблю жизнь. Поэтому, когда я дошел по пути панка до границы, за которой следовала физическая смерть, остановился. Я получил достаточное количество опыта и попрощался, чтобы идти дальше.
Анастасия Шугаева
3 сентября 2013 г.